Նարէ Աթոյան: Старуха осталась без шали

НареАтоян

В тот день очередь была за Нане. Она взяла выпавшие на ее долю сумки, где лежали банки с молоком, и пустилась в дорогу с матерью.

- Дай мне две, - прошептала мать и, взяв двухлитровые банки у дочери, положила себе в сумку.

- Нет, мама, тебя ведь тоже тяжело, так не годиться, - своими холодными руками Нане полезла в сумку матери и попыталась достать банки с молоком.

- Ах, Нан джан, сказала же оставь, и так шесть литров много для тебя…

Эй, мама …, - заворчала дочь и покорилась.

Они вышли из деревни и направились в сторону города, но не было дороги не для пешеходов, не для машин. Всю ночь шел снег, и покрыл все поле, где и проходила самая короткая дорога, ведущая из деревни в город.

- Ой, - закричала Нане, и пока мать поворачивалась, чтобы понять причину такого крика дочери, Нане оказалась в яме, за пределами снежной аллеи.

- Осторожно Нана моя, - откликнулась мать и, поставив сумки на землю, протянула руку дочери и еле вытянула ее из снежной ямы.

Девушка была вся в снегу. Она попыталась стряхнуть с себя снег, но не получилось, руки у нее уже окоченели.

- Оставь Нана моя, дай я, - сказала мать, и нежно поцеловав красную щечку дочери, стряхнула тонкий покров снега с пальто и брюк. Затем взяла дочь в свои объятия и несколько секунд застыла так в открытом поле на узенькой аллее.

- Тебя еще холодно, - заботливо спросила мать, когда взгляд дочери повернулся к ней, и она посмотрела прямо ей в глаза.

- Нет, мама, давай пойдем, - сказала Нане, и когда подошла к сумкам, чтобы взять свою, заметила, что ее сумки пропали.

- Где же мои сумки с банками молока, мама, - спросила дочь и ненароком посмотрела вокруг.

- Наверное, остались в яме, - сказала мать и сразу схватила дочь за руку, предположив, что она попытается спуститься в яму за банками, - но они же, наверное, уже разбиты. И она, не отпуская руку дочери, подошла, взяла свою сумку и зашагала вперед.

- Нет, мама, они не разбились, я знаю, - остановилась дочка, - давай вытащим их, потом пойдем.

- Невозможно Нана джан, - мать потянула руку дочери и зашагала вперед, - яма могла быть очень глубокой, еще хорошо отделались, что тебя глубже не занесло… это же всего лишь молоко …, говорила мать и пыталась ускорить шаги, чтобы как можно скорее отдалиться от зловещей ямы.

- Но целых шесть литров молока - это же деньги, - отчаявшимся и грустным голосом произнесла Нане, и посмотрела наверх, чтобы уловить взгляд матери и хотя бы там разглядеть степень своей вины.

- Ну, теперь… Нан джан, что было, то было, сейчас поздно что-то менять, - сказала мать и ласково улыбнулась, отлично зная характер своей дочери и осознавая ее нынешние переживания, - сейчас внимательно следуй за мной, чтобы снова не оказаться в яме. Ступай только по моим следам.

Так мать и дочь крайне осторожно продолжали свой путь. В нескольких местах мать поскользнулась, но смогла сдержаться и не оказаться в тесно сплоченной с тропинкой яме, а такие ямы встречались на каждом шагу. И хотя дорога для пешехода может, и была покрыта слоем вчерашнего снега, но уже затвердела и не разваливалась от удара ноги, а снег за пределами аллеи был мягким и зыбучим, что и стало новым зловещим проклятием для путников. Это же и стало поводом того, что каждый день, отправляясь продавать молоко в городе, мать брала кого-то из детей, чтобы было кому помочь, на случай если она упадет в снежную яму.

- Мам, мам, - окликнула Нане и остановилась.

- Что такое, дочка, - женщина с трудом повернулась и посмотрела на дочь.

- Мама, сколько хлеба мы должны были купить за шесть литров молока? - спросила дочь, беспокойно взглянув на мать.

-Нисколько, Нане джан, - немного рассерженно ответила мать и сразу повернулась спиной и продолжила путь, - будет лучше, если ты забудешь об этом.

- Мама, а хлеб, - продолжила Нане, - как же мы домой вернемся без хлеба?

- Хлеб мы купим, - резко сказала мать и ускорила шаги, - ты тоже поторопись, а то если будем идти такими темпами, на обратном пути останемся на дороге.

-Но мама, на что мы купим хлеб? - удивленно спросила Нане и ненароком ускорила шаги.

- Продадим молоко, что осталось у меня и на всю суму купим хлеб, - словно сама не доверяя своим словам, сказала молодая женщина и посмотрела назад, проверяя, где дочь, - ты поторопись, чтобы не простудиться.

Несколько минут они шли молча. Нане хотелось задать пару вопросов, но она боялась, что это не понравится матери и она рассердится на нее на полпути. Но юной девице удалось лишь на пару минут сдержать свое любопытство, и глубоко вздохнув, она снова осмелилась спросить:

- Мам, а что мы скажем бабушке?

В холодном воздухе в самый неожиданный момент прозвучал самый нежданный вопрос и, сплетаясь с суровой зимой, как будто проскользнув прямо внутрь ушей матери, отрезвил ее. Маник растерялась. Она бросила сумки на землю, подошла к Нане и оставила хорошую пощечину на ее мягкой и замершей щеке:

- Сколько раз тебе повторять, не упоминай об этой старухе, когда мы вдали от дома и вышли по делам?

Я, ведь я…, - заикнулась девушка и заплакала, щека залилась слезами и намочила ее кудрявые волосы.

- Что я, что я…,- побледнела мать и хладнокровно отошла к сумкам, оставив дочь одну в слезах.

- Мама… - отозвалась Нане и ели нашла в себе силы бежать, но, не пройдя и двух шагов, упала на землю и заплакала сильнее.

Мать обернулась и, увидев дочку на земле, поспешила в ее сторону.

- Вставай Нане, вставай, уже поздно, обеденное время, а мы еще и половины пути не прошли, - заботливым голосом сказала мать и подняла дочку с земли.

- Мама…, - вполголоса закричала Нане и убежала прочь от матери, - бабушка меня убьет, если узнает…, если узнает, что я, что я разлила молоко…

- Не произноси имени этой проклятой старухи, - закричала мать разбитым голосом, - не произноси имени этой сатаны, ты что не понимаешь, … не произноси! И она начала оплакивать свою судьбу безмолвно и без слез.

- Мама, ты же отлично знаешь, она побьет меня, побьет без всякого сожаления, - закричала дочь, сколько хватила сил, - ты не можешь ничего сделать, ничего!

- Молчи! – мать потянулась к дочери и рукой прикрыла ей рот, - я сама скажу старухе все что понадобиться, а хлеб купим сколько нужно.

И Маник зашагала так быстро, как смогла, одновременно тянув дочь за руку.

- А теперь шагай молча, и не думай о том, что случилось, - повелительным тоном сказала мать и взяла сумки, - о старухе же забудь.

Мать и дочь преодолели зимний мороз, дошли до города, продали молоко и, на все суму купив один лишь хлеб, вернулись домой. Уже у порога дома, хитрая как леса, старуха заметила их смятение и сразу посмотрела на сумки невестки. Маник растерялась и протянула хлеб свекрови:

- Сегодня мало хлеба принесли, - торопливо сказала Маник, еще до того как свекровь начнет свой допрос, и вполголоса замолвила, - кажется я потеряла деньги, что держала в руке…

-Что значит “потеряла”, - свекровь бросила тарелку, державшую в руках на Маник, и, забрав сумки хлеба, вынула свежие хлеба и, раскладывая в шкафу, начала насчитывать и проклинать невестку и внучку.

Маник отлично зная характер своей свекрови, ждала от нее не предсказуемого удара, и когда тарелка полетела в ее сторону, она успела опустить голову. Тарелка упала на пол и разбилась.

- Вот и зло разрушилось, - пользуясь случаем, Нане попыталась исправить положение и побежала за веником.

Эти слова, которые были сказаны внучкой в защиту матери, вывели из себя старуху, и, прекратив допрос, она набросилась на невестку и схватила ее за волосы:

- Что вы ели, а!!! ай вы неблагодарные, хм, говори! говори бесстыдная! – и, видя, что невестка защищается руками, разозлилась, и начала бить сильнее, - что вы мать и дочь наелись на деньги моей шали? Или подумали - старуха слепа, не увидит, не поймет…

И не успела она закончить предложение, как рухнула на пол. Маник от голода, усталости и холода вся обессиленная лежала на полу, и неосознанно вздыхала и проклинала свою учесть, ели смогла поднять голову и увидеть произошедшее:

Старуха лежала у порога дома, а напротив, с толстой палкой в руке, стоял сын и виноватыми глазами глядел на мать. Пару секунд они оба не моргая, смотрели друг на друга, затем Маник стараясь из-за всех сил с трудом поднялась и, подойдя к сыну, обняла его. Сын бросил палку с дрожащей руки и тоже, что были силы, обнял мать и начал плакать как дитя. Дверь открылась, вошла Нане и изумленно посмотрела сперва на бабушку, лежащую на полу, потом на побледневшую мать, затем на дрожащего брата и начала громко плакать.

- Больше никто не поднимет руки на мою маму и сестру, - весь в слезах, но с уверенным тоном заговорил пятнадцатилетний Варужан, сын Маник и брат Нане, и, раскрыв свои юношеские руки, обнял и сестру.

Лежащая на полу свекровь начала вздыхать и шевелиться. Маник вытерла сперва свои слезы, затем слезы на глазах Нане, и, бодрясь от слов сына, со светлой улыбкой на лице, добавила:

- В этом году пусть старуха останется без шали.